Однажды вечером я в спешке возвращался домой. Был летний вечер, в этом большом городе, где я живу в это время, все куда-то спешат.

Я зашёл во двор своего 30 этажного дома и увидел сидевшего на лавочке Абдуллаха. Я подошёл к нему, как обычно сказав:

«Ассаламу Алайкум, брат, как дела? что нового?».

Абдуллах привстал, принял моё приветствие. «Нечего нового нет, брат, вот, сижу», — сказал он.

Вдруг я заметил на его бороде капли слез. И понял, что он сидел и, о чем-то думая, незаметно горевал.

«В чем дело, сан ваш», — спросил я его.

«Да все в порядке», — ответил он мне.

«Я вижу тоску на твоём лице», — сказал я.

«А как же ей не быть? — сказал Абдуллах. — Ведь весь мой народ в тоске и смятении, вся мусульманская умма в беде. Скажи, Сайфуллах, как ты думаешь, Аллах даст нам победу?».

«Я в этом не на минуту не сомневаюсь, — ответил я. — Надеюсь, ты тоже?».

Абдуллах вдруг замолчал, у него случился горловой спазм, а потом он тихо выговорил: «А я в последнее время начал сомневаться».

«Брат, что случилось? — спросил я. — Ведь мы с тобою всегда были в едином мнении, ведь ты столько сделал ради Аллаха, у тебя ведь одна нога в раю, иншаАллах (Абдуллах потерял ногу на пути Аллаха). Ты ведь один из старых муджахидов, ты всегда был непоколебим в своих убеждениях. И вдруг ты мне это говоришь!».

«Да», — сказал он. И, повернувшись ко мне лицом, продолжил: «Сайфуллах, посмотри на наших соотечественников, которые здесь живут, посмотри на тех, кто живут в Европе, разве их поведение, их мысли, их вера достойны того, чтобы Аллах смилостивился над нашим народом и дал нам победу? Разве лучшие сыны нашего народа не отдают свои жизни ради Аллаха и свободы этих так называемых чеченских беженцев? А посмотри на них — они хуже неверных одеваются, молодёжь деградирует, старшие заняты своими хлопотами, каждый думает о том, как бы получить позитив, как бы побольше сделать денег, не видят, как они губят своих детей, не видят, как губят свою нацию ради жалких мирских подачек».

Я не знал, что ему ответит, ведь я тоже каждый вечер думал об этом и терзал себя. Комок застрял у меня в горле, руки вспотели, глаза налились слезами. Ведь мой брат был прав. Когда вспомнишь лица ушедших братьев, когда вспомнишь, о чем они мечтали и говорили, то дрожь пробегает по коже. А ведь они отдали свои жизни не за то, чтобы наша молодёжь гуляла здесь по пляжам, не за то, чтобы наши девушки ходили в брюках и топиках, не за то, чтобы наши дети говорили на английском и французском языках, забывая свой язык. Братья наши сражались и сражаются за то, чтобы наш народ был свободным, за то, чтобы мы сохранили обычаи наших предков, за то, чтобы на нашей земле существовали законы Шариата.

«Абдуллах, — сказал я, — не стоят эти люди твоих переживаний, они сюда приехали, чтобы не возвращаться, не смотри на них, не обращай внимание. Хвала Аллаху, что наша с тобою жизнь и свобода и свобода нашего народа не в их руках».

«Сайфуллах — сказал он мне, — я ведь это понимаю, просто мне ужасно неловко перед теми, кто дома, кто не спит, не ест, кто ради Аллаха и нас ведёт борьбу со злом. Ведь, прикрываясь ими, эти люди попали сюда. Если бы не наши братья, то не видели бы эти негодники Америки и Европы. Ведь если наши братья не сражались бы там, то не дали бы этим негодникам статуса беженцев. Так почему же этим людям трудно хотя бы один раз в день сделать до1а за них? Разве это трудно? Им не трудно устраивать здесь ловзарги, концерты, ходит на шашлыки, на пляжи, а то, кому они всем этим обязаны, они понять не хотят. Вот по этому я и думаю, что Аллах не даст нам победы, пока все эти негодники не поймут, что уходят лучшие из нас, а остаются все эти чеченообразные существа».

«Ты прав, — сказал я Абдуллаху. — Но все в руках Аллаха. И пока мы есть, мы будем делает до1а, а таких как мы тоже немало. Все будет хорошо, иншаАллах, мы все вместе спасём наш народ и нашу веру. А те, кто здесь так ходит и не верует, они тут и останутся. Пойдём брат, время намаза». И мы с Абдуллахом удалились на намаз.

Сайфуллах Сунженский